О чем наш проект?
92-летняя Мильда живет в небольшом поселке рядом с бывшей железнодорожной станцией у латвийско-российской границы. В советское время это был оживленный транспортный узел. Местные жители вспоминают “вагоны с арбузами” и толпы дачников из Ленинграда. С тех пор все изменилось. Последний пассажирский поезд остановился два года назад. Здесь нет ни работы, ни школы, ни почты, ни магазина. Каждую пятницу в поселок приезжает автолавка – не ради прибыли, а потому что в ней нуждаются оставшиеся жители. Лишь несколько домов жилые; остальные постепенно ветшают.
Отталкиваясь от этого примера, мы определяем «пустоту» как социальную формацию, которая состоит из: (1) наблюдаемой реальности, в которой населенные пункты быстро и по-видимому необратимо теряют свои составляющие (людей, школы, услуги, социальные сети, рабочие места, будущее); (2) образа жизни (практик и социальных отношений) оставшихся жителей; и (3) эмической интерпретативной рамки, которую местные жители используют для описания и осмысления новой реальности.
Мильда может остается одна в опустевшем поселке, но ее поселок не одинок в своем запустении. О запустении деревень и городов известно по сообщениям из Молдовы, Болгарии, России, Италии и Испании. Вопреки распространенным представлениям о глобальной урбанизации, не только деревни, но и многие европейские города сжимаются, а не растут. Безусловно, в таких глобальных городах, как Лондон, Дели и Пекин, население растет, но города и деревни между ними теряют людей, рабочие места и инфраструктуру. Это влечет за собой значительные изменения в образе жизни и методах управления. Что означает для местной власти планировать сокращение, а не рост? Кто должен сносить полуразрушенные и заброшенные дома? Что происходит с государственной властью, когда большие территории пустеют или когда граждане массово уезжают на территории других государств? Кто приходит (вновь) заселять опустевшие территории, и какие формы жизни возникают на задворках капитализма и государственного управления?
На этом видео Даце Дзеновска объясняет цели проекта:
Зачем изучать пустоту?
Наш проект изучает пустоту как особую социальную формацию и одно из наиболее фундаментальных и наименее изученных явлений в ландшафте современного капитализма, государственной власти и связанных с ними идеологий. Мы много слышим о глобальных городах как командных центрах экономики и пунктах притяжения мигрантов, но не все знают, что все больше населенных пунктов сжимаются, а не растут. Еще реже мы слышим о пустующих пространствах между городами, несмотря на то, что их по всему миру становится все больше. На сегодня не существует комплексных исследований пустоты как жизненного опыта, смысловой структуры и призмы для изучения экономической и политической власти.
В последние годы наши коллеги по общественным и гуманитарным наукам начали заниматься связанными с «пустотой» явлениями: депопуляцией, деиндустриализацией, эмиграцией. Это важная работа, которой занимается и наш проект. В то же время анализ этих явлений, как правило, проводится на уровне общества, экономики и нации – в сфере так называемых наук о государстве. Но полностью понять феномен пустоты, оставаясь на этом уровне, очень трудно. Пустота одновременно и более конкретна, и более обширна: речь идет о деталях жизни в определенных местах и макро-исторических процессах, которые их формируют.
Сейчас пустота не только распространяется в пространстве, но и принимает новые формы. В упадке и запустении как таковых нет ничего нового. В новое время они были следствием перемещения центра тяжести индустриального капитализма в рамках общей идеологии прогресса. Сейчас же пустота сопровождает господство финансового капитализма, обходящегося без обещаний лучшего коллективного будущего. Люди все чаще исключаются из круговорота капитала и заботы государства. Одни в состоянии уехать, другие остаются на месте. И, в качестве следствие – жизнь в условиях пустоты как радикально новый опыт на разных уровнях.
Как изучать пустоту?
Мы используем понятие “пустота” как инструмент реляционного сравнения, позволяющий прийти к обобщению. Но это не значит, что мы относимся к «пустоте» как к абстрактному понятию – мы используем методологию горизонтального «перемещения» «пустоты» во всем ее эмпирическом богатстве из латвийско-российского пограничья в соответствующие пространства Украины, России, Восточной Германии, Армении и Румынии. Эти места различаются исторически и геополитически, но все они пережили переход от социализма к капитализму и во всех них люди живут среди пустых зданий, распадающихся социальных отношений и неопределенного будущего. В то же время они отличаются друг от друга практиками повседневности, методами управления и способами формирования смыслов: если в Латвии городские элиты считают пустоту вопросом восприятия, то в России эксперты обсуждают стратегии управляемого сокращения и привлечения переселенцев. Полевые исследования, на которых основывается наш проект, могут дать представление о различных способах эмической интерпретации пустоты. Цель проекта – улучшить наше понимание меняющегося ландшафта власти в конкретных местах и за их пределами.
Места
Масштабы и новизна феномена пустоты особенно ярко проявляются в постсоциалистическом контексте, где две системы организации жизни – социалистическая и капиталистическая – отступили одна за другой. Будущее утеряно в нескольких смыслах: нет идеологий, обещающих обратить вспять запустение, и многие люди ощущают потерю контроля над своей жизнью. Наш проект использует этот этнографический материал для построения теории глобального настоящего и представлений о будущем. Мы рассматриваем объект наших исследований не как “кейсы” успешных или неудачных «переходов», а как возможность генерировать новые аналитические идеи.
В популярных и научных представлениях запустение бывшего социалистического мира часто связывается с системными катаклизмами – распадом Советского Союза и концом восточноевропейского социализма. Запустение в пост-социалистическом пространстве рассматривается как необходимый этап на пути к демократии и рыночной экономике. Наш проект предлагает другую интерпретацию. Люди, живущие в условиях запустения, действительно воспринимают его как переходное состояние, но конечной точкой этого перехода является не капиталистическое процветание и свобода, а радикально иное будущее, к которому они не имеют никакого отношения. Вследствие потери уверенности в капиталистическом процветании и свободе пустота в постсоциалистическом контексте несет в себе огромный аналитический потенциал.
Наше исследование будет проходить в четырех местах, где этнографические исследования будут использовать «портативную аналитику» пустоты, полученную на латвийско-российском приграничье, для проведения детального анализа жизненного опыта, управления и аналитического значение постсоциалистического процесса запустения и пустоты. Среди них латвийско-российское приграничье (Даце Дзеновска), российский Дальний Восток (Доминик Мартин), Армения (Мария Гунько), Восточная Германия (Фридерике Панк), Украина и частично Румыния (Владимир Артюх). Места были выбраны на основании (1) определения набора взаимосвязанных сил, которые способствовали запустению и пустоте после социализма, а именно геополитических сдвигов, неолиберальной глобализации и национализации политики, а также (2) определение диапазона траекторий, возникших в результате комбинации этих сил. Латвия решительно изменила свою геополитическую ориентацию, присоединившись к Европейскому Союзу и НАТО, в процессе трансформации из самых западных окраин Советского Союза в самые восточные окраины Европейского Союза. Восточная Германия утратила статус независимого государства, и запустение на ее территории в значительной мере связанно в внутренней миграцией внутри объединенной Германии. Отдаленные регионы России испытали наиболее радикальный откат социалистического государства. Беларусь осталась в орбите социализма и России, хотя и во все более неоднозначном положении, а Восточная Украина является активным полем битвы за экономический и политический контроль над регионом и его геополитическую ориентацию. Взятые вместе, эти локации позволяют как анализировать специфику постсоциалистического запустения/пустоты, так и глобальную работу экономической и политической власти (см. «Люди» и «Новости и события»).